Кайф? Откуда взялось это слово в нашем лексиконе? Бог его знает… Однако известно, что генезис здесь явно наркотический — марихуана, гашиш, прочая дурь-дрянь, обильно произрастающая в теплых странах…
В 1970-е годы «кайф» попал в закипевший котел молодежной контркультуры, отделился немного от наркотической семантики и стал синонимом удачи, радости, счастья и других всевозможных благ. Тогда же возникает множество производных: «кайфовый», «кайфушка», «кайфец», «не в кайф» и т. д. «Кайф» теряет свое узкосленговое значение и преобразуется в лояльное, практически общеупотребляемое слово, используемое отныне не только одними неформалами…
Писатель Владимир Рекшан окончательно легализует «кайф», когда публикует одноименную повесть, а чуть позже — ее продолжение «Кайф полный». Словив немалый кайф от собственного «Кайфа», предприимчивый Рекшан с напором неофита врывается в чинные покои чуждой ему прежде Мельпомены и пишет пьесу — естественно, она тоже называется «Кайф», а режиссер Алексей Бураго, коварно вдохновивший Рекшана на этот нахальный поступок, сию пьесу ставит. Так что «Кайф» — это теперь и драматический спектакль, я не удивлюсь, зная хватку Рекшана, если в недалеком будущем появятся фильма под тем же названием, а также опера, балет, пантомима, оратория и телесериал в ста частях.
Спектакль начинается так: на сцену, малоозабоченную реалистическими декорациями, сутуло выходит анахоретского вида парень — но улыбчивый, светлый. Потусовавшись самую малость перед самым носом у зрителей — сцены, как таковой в общем-то нет, — обозначив этим начало действия и намекнув — в соответствии с классической методой — на некий «шлейф» обстоятельств, мотивов-задач, сверхзадач, — садится, само собой, на пол — куда еще может сесть такого типа человек, в джинсах? — да и мебели-то нет, — почти прижимаясь спиной к зрительским коленям, и начинает заряжать слайды в старенький диапроектор. Проекция не очень четкая, подрагивает, однако видно — «Битлз». Звучит музыка.
Естественно — тоже «Битлз». Появляются остальные персонажи. Из их веселых разговоров-стебов, перенасыщенных сленгом, междометиями, восклицаниями, мелким беззлобным гневом, бурными восторгами и прочей прочей, прочей инфантильной белибердой, мы узнаем, что именно сегодня и именно сейчас они будут отмечать День рождения Джона Леннона. По их сценическому летоисчислению, ему исполнилось 30 лет, и тут только невежественный совок не поймет, что гремя действия — 1970-й год. Мы, сидящие в зале, быстренько включаем мозговой калькулятор (мы ведь не невежественные совки!) и снисходительно понимаем: это даже и не застой еще, это вообще черт знает что - мезозой какой-то!
Среднеешестидесятничествопозднеепятидесятничествосовсемневосьмидесятничествоидаженесемидесятничество... А жизнь на сцене — бурлит.
Странная жизнь. Неформальная такая... Правда, эти ребята из 1970-го знать не знают, что они — неформалы, нет еще такого слова в русском языке. А вот слово «кайф» — уже есть. И им в кайф! Они отмечают день рождения Джона и круто торчат на роке! Трое музыкантов — Владимир, Жора и Михаил — рок-группа «Санкт-Петербург»; святой коллекционер — фанатик-ленноновед Коля, деловой комсомолец студенческого вида Федор и две девушки; одна хорошая — Ольга (во все врубается) и другая, Нина — не очень хорошая (не во все врубается). С помощью этих персонажей театр покажет некоторые фрагменты из истории легендарного «Санкт-Петербурга».
Но поскольку актеров — всего семь человек, а цель спектакля выходит за утилитарные пределы конкретной истории данной группы и претендует на обобщения, на всеобщность, на воссоздание некоего эпоса со всей его многосложной атрубутикой, то актерам приходится играть не только этих персонажей, а еще и рок-фэнов, и телефонисток, и почтальонов, и продавцов пластинок, и даже битлов (с помощью кукол), и... в кого только им не приходится перевоплощаться по ходу действия!
Дзинь-дзинь — блям-блям! — рок-фэны едут на трамвае нарок-сэйшн — дзинь-дзинь — они носятся по городу, они мечутся между Военмехом, Академией, Текстильным и Универом — блям-блям! — на трамвае по вечернему Санкт-Петербургу на концерт «Санкт-Петербурга» — дзинь-дзиньо — актеры-фэны сидят гуськом и покачиваются в такт трамвайным брейкам — блям-блям! — они идут на штурм «проходки», как древниебойцы на штурм крепостной стены, и прорываются внутрь, в свой храм! — дзинь-дзинь! — мчится, мчится трамвай — блям-блям! — у режиссера Бураго нет ни денег, ни собственной сцены, ни исправного магнитофона, есть только семеро актеров из разных театров — дзинь-дзинь! — как мало нужно театру для того, чтобы быть, — блям-блям! — есть, правда, веревка и есть смелая режиссерская фантазия — этого достаточно, чтобы в проникновенно-карикатурных мизансценах изобразить коней Клодта и другие петербургские достопримечательности — дзинь-дзинь! — позвякивает трамвай на ходу и мчится, мчится — в сторону кайфа! и горят глаза — в поисках кайфа! Почти все время звучит музыка. Да и как иначе? «Санкт-Петербург — ты мой сладкий сон»...
Рекшан замечательно сказал в одном интервью: «...мною владело желание расстаться с прошлым, потому что на мне висит, как гиря, эта история юности. И часто ври встрече со знакомыми приходится говорить только о прошлом. А я человек, который хочет жить не прошлым, а дальше, будущим, новыми событиями, новыми деяниями, поэтому формой отторжения от прошлого было написание этой вещи».
Но это Владимир говорил о прозе. А вот для того, чтобы «отторгнуть гирю» на театре, ему пришлось повозиться и приспособить автобиографическую повесть для сцены. Получилась то ли пьеса, то ли инсценировка... одним словом, нечто драматическое, по мотивам... Из весьма объемного пласта воспоминаний, размышлений, наблюдений и нравоучений, составляющих в совокупности первоначальный «Кайф», автору потребовалось вычленить сюжетную линию и подвергнуть ее детальной «драматизации». Конечно, не обошлось тут без радикалистских пожеланий режиссера сократить количество персонажей, «пожирнее» прописать любовную коллизию и полудетективную историю первой питерской поп-федерации и др. (Взялся за гуж, Рекшан, — так терпи, режиссеры — они как хирурги...)
Разумеется, при таком раскладе эпической свободы у автора нет, его драматические фантазии строго корректируются развитием конфликта, а также завязками, развязками, кульминициями и экспозициями. Типизация. Амплуа: Герой (Владимир), Резонер (Михаил), Лирическая Героиня (Ольга), Характерная Героиня (Нина), Злодей (Федор) — надо выстраивать сюжет, завязывать его и развязывать, и в итоге пьеса (или инсценировка) довольно круто заземлила вольную рокерскую романтику. И в спектакле соответственно ощутимы издержки традиционных сюжетных схем, в какой-то мере игра пошла по заранее известным, заданным литературным правилам. Да-а... Кайф — кафом, а жисть — она-то берет свое, хотя, конечно, «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Санкт-Петербург», сейшн, сленг, ништяк...
В конце спектакля жизнь уже не бурлит. Прошло двадцать лет. Наши дни. Один из музыкантов умер — наркотики, Ольга, бывшая девушка бывшего гитариста Владимира, живет где-то в Мексике, после развала Санкт-Петербурга она эмигрировала вместе с бывшим барабанщиком Михаилом. Колян — такой же, как всегда. Нина наконец обрела семейный уют, и муж ее аж в ОФТ. Скажи, куда ушли те времена, ты помнишь, как все начиналось, рок-н-ролл мертв, а мы еще...
Так был ли, собственно, кайф? Был. Я знаю это по себе.
Кайф этот, несмотря ни на что, жив и в спектакле, и поэтому спектакль — живой. Настырный Рекшан, превратившийся на время постановки в нечто среднее между вторым режиссером, завлитом и музыкальным руководителям, помог актерам добиться верного соответствия типажам из рок-тусовки. Они живые на сцене, эти ребята, открывшие для себя неведомый им прежде мир рока а мемуарах старого «петербуржца». Правда, в массовых — танцевальных-шумовых сценах они существуют порой в эстетике капустника или КВНа и все эти репризные штучки несколько разжижают рокерскую эстетику спектакля, но это уже в больше степени претензия к «хирургу». Попс — он и есть попс, а в результате минут 15 в середине действия наблюдается явный ритмический провал, потому что дансингом и хохмами нельзя заменить логику сюжета.
И еще: в одном из спектаклей диапроектор в первой сцене так и не заработал, крутил, вертел его Колян, а потом отбросил в сторону, и публика так и не увидела слайдов. Накладка! Так это то, что надо! Не надо чинить диапроектор, ведь группа «Санкт-Петербург» играла на исключительно дерьмовой аппаратуре, а рок-н-ролла у нас в стране без лажи, как известно, не бывает.
Назад, в СССР? Ничего, господа, и в рубище почтенна добродетель!
апрель 1991